актуальная информация на года

архив актуальной информации

Два дня из жизни деревни или как я был зоотехником

А.Калуцкий

Недавно ночью мы сплетничали на кухне у нашего друга Плюха. И я, под уютное гудение чайника, не таясь, поведал соратникам о своей колхозной молодости.

"Вот о чём надо писать!", — в один голос завопили они, когда я закончил рассказ. Причём шокировал я их не тем, что произрастал на селе, а откровенными подробностями колхозной жизни, её изнанкой, которая для города всё ещё остаётся непаханой целиной, поросшей дикой "клубничкой", которую смаковать и смаковать! Восторги друзей подвигли меня на написание чего-то навроде рассказов. Один из них я и рискну представить на твой суд, читатель. Но предупреждаю: я выбрал гротескную форму изложения своих мыслей. Поэтому, если кто не готов морально или физически перенести этот рассказ, отложи его в сторону...

В 1986 году я всё-таки закончил Красногвардейский совхоз-техникум, что находится в посёлке Красногвардейское Белгородской области. И, вооружённый дипломом зоотехника, прибыл на молочно-товарную ферму родного колхоза "Победа", для отработки. До армии оставалось два месяца, и поэтому к своему делу я решил отнестись серьезно.

Тут надо сказать немного о том, что же из себя представляет доблестный труд зоотехника. В идеале этот специалист должен разрабатывать для скота "меню" или, если по научному — рацион, сбалансированный по витаминам и питательным веществам с тем прицелом, чтобы бурёнки пребывали в сытости и во здравии, а следовательно, давали много молока. А потому, дабы не ударить в грязь лицом, я поднабрал в библиотеке всевозможных справочников по этому делу и явился на своё МТФ спозаранку, торжественно пообещав отцу-коммунисту, что выдою из коров всё, что можно, на благо нашей Родины ...

Однако вид фермы несколько поостудил мой пыл. Все её три продолговатых сарая утопали в жидком навозе по самые крыши, на выходе из них валялись во множестве дохлые коровы, измазанные известью и густо облепленные мухами, несмотря на раннюю весну. Как мне потом объяснили, трупы не успели свезти на скотомогильник (был большой падеж). По всему двору торчали тракторы различных модификаций, с развалившимися гусеницами и колесами. С ними, очевидно, тоже случился падеж.

И только контора, небольшой кирпичный домик с решётками на окнах, хоть как-то разнообразила сию грустную картину, особенно громадный красный с белыми буквами транспарант, косо прицепленный к стене, гласивший, что "ДИСЦИПЛИНА — ЗАЛОГ ВЫСОКИХ УДОЕВ". Чья именно дисциплина и чьи удои - коров или доярок, в тексте не уточнялось. Я поднялся по ступенькам конторского крыльца и, старательно откашлявшись, постучался в её дверь.

— Открыто! — деловито осведомил меня мужской голос. И я вошел. Узенький коридорчик со списанными из местного Дома Культуры седушками вдоль стен. На стенах — правила пожарной безопасности и плакаты гражданской обороны. Ну, те зеленые, где ядерные грибочки. Лопаты и люди в противогазах. Пол густо усыпан окурками. Дверь с табличкой "Заведующий МТФ № 4 товарищ Баранцев И. Н." полураскрыта. Из кабинета клубами вываливается табачный дым, доносятся телефонные звонки. Я догадываюсь, что именно оттуда меня и приглашали. Вхожу.

За столом сидит человек, наверняка заведующий. Над столом на стенке — Ленин в рамке. В пику вождю заведующий ни капельки не похож на него. На вид это крепкий парень лет тридцати трёх в кожанке и со свежей стрижкой, удушенный, однако, с недельной щетиной и дымчатым нецелеустремлённым взглядом.

Старательно подбирая пальцем циферки на телефонном диске, он искоса и без интереса оглядел меня. Жевнул папиросу:

— Да шо они там все, поуснули што ли! Тут бульдозер нужон до зарезу из загона навоз выгнать. Вчера две коровы утонуло... Алё! Алё, мать твою за ногу ! Правление? Какой в ... клуб?! Машка, ты што ли? А?! Чё !!! Да, сама пошла ... !!!! Хот, ёлы-пылы, ещё утро, а все уже пьяные. Он аккуратно положил трубку. — Вчера "главный" взял у меня трёхлитровку спирту, теперь разгоняются. А ты, значит, новый зоотехник. Пьёшь?

— А ?

— Правильно, тут все пьют!

— Э... рацион... средняя жирность молока... выбраковка.

— Да брось ты эту тягомотину! Смотри сюда, твоё дело, когда меня нету, три раза в день отловить трактористов и рассовать их по тракторам, чтоб раздали подкормку. Утром и в обед согнать скотников в кучу, чтоб они выгнали скот на пасьбу. Ну, и принять комбикорма, правда, если их довезут. Дело, как видишь, нехитрое. Главное, на Вальку-учетчицу не пялься, она любит зелененьких, навроде тебя. Но предупреждаю, это моя прерогатива. Карать буду несусветно. Даже если групповуху затеем, и ты будешь привлечен, держись от неё подальше, В остальном тебе — полное раздолье, доярки, ветеринары, пасись... Да, и ещё... когда мы с тобой с глазу на глаз, можешь звать меня просто Иваном, но при подчиненных я уже Иван Николаевич, тут надо давить авторитетом, поскольку публика несознательная. Ну, а теперь давай обмоем твоё, так сказать, вступление на колхозную стезю.

— Кхе, кхе ...

— Чё эт ты кхекаешь, ты чё, не прихватил с собой ничего? Хот ... молодёжь, никакого соображения.

Он полез рукой под стол, выудил бутылку с самогоном, накрытую стаканом. Налил по самые "нашивки".

— Давай, шоб, как говорится... А, чёрт.

Он отключил телефон.

— Шоб, как говорится, как это... Ну, вообщем, давай !

Иван Николаевич опрокинул стакан в глотку. Занюхал своим плечом. Его глаза подернулись влажной поволокой.

— От ёлы-палы, у меня ж тут и сало есть, — вспомнил он, когда волна омерзения прошла. — О! Да тут и огурчик есть.

Он налил и мне убойную дозу. И снова спрятал закуску в стол.

— Э, нет, первую ты должен выпить и обязательно до дна, — запротестовал он — эт те навроде боевого крещения. Хочешь, вот вилкой размешай, — зачем-то кинул он мне погнутую вилку.

Я поднял стакан. И мужественно, глоток за глотком высадил его. Странно, но после и закусывать не хотелось.

— О, парень, вижу, сработаемся, — посмотрел заведующий откуда-то снизу, и я отметил, что глаза у него все-таки зеленые.

Тут в коридоре послышались частые шажочки. И в кабинет впорхнула удивительно худенькая девушка, с большущими, как у инопланетянки, глазами. Поначалу она показалась мне даже уродливой, но потом я понял, что в ней есть изюминка. Словом, я в неё влюбился.

— Опять дверь открыта! — пожурила она Ивана Николаевича, — мухи же налетят. Потом будет ползать везде.

— Вот зоотехник мой, — представил меня заведующий. — Ещё в армии не служил, а уже ничего, в нашем деле понимает.

Валька с любопытством посмотрела на меня.

— Ну, ты теперь, походи по ферме. Ознакомься, — засуетился начальник,— а завтра, поскольку меня тут не будет, ты приедешь к пяти и поруководишь. Понял?

— Понял, Ванёк !

— Я ж предупреждал, при подчиненных ... А, ладно, топай!

Он смахнул со стола деловые бумаги, под ними оказался старенький кассетник "Протон". Нажал кнопку:

— Валюха, потанцуем?!

"Все отболит ..." — обнадёживающе запел Макаревич, и я вроде как полетел по коридору, по над крыльцом. Парил, парил, пока не шлёпнулся в навоз.

Смутно помню, как доставали меня оттуда заботливые доярки, умывали теплой водой и укрывали в амбаре на комбикормах от главного зоотехника. Я же, со своей стороны, клятвенно обещал им, навести железной рукой на ферме порядок. И разогнать всю их малину.

Как дома очутился, не могу сказать. Знаю только, что со мной прибыла трёхлитровая банка молока, почему-то облепленная листочками моих научных книг. За ночь я кое-как оклемался, а в пять утра уже стоял во дворе МТФ, доставленный туда отцом-патриотом на мотоцикле.

Итак, предстояло накормить поголовье перед утренней дойкой. Для чего необходимы были трактористы, чтоб привести в движение тракторы, а следовательно, и кормораздатчики, прицепленные к ним сзади. Трактор идёт по сараю, посредством валов приводит в движение механизм кормораздатчика, и тот вываливает силос прямо в кормушки.

Трактористов, естественно, нигде не наблюдалось, время ощутимо поджимало. Нервничая, я самолично полез в трактор, чтоб втихаря произвести вышеописанную операцию, благо в техникуме привили навык. Каково же было моё удивление, когда в кабине я обнаружил тракториста, пьяного, если не в стельку, то ёшку точно. Он вывалился прямо на меня, по привычке обматерив весь белый свет. Я оттащил его тело в сторонку, кое-как завёл агрегат и потихоньку тронул. Но тракторист, вдруг ожил, воспрял духом и телом и попытался меня догнать, выкрикивая что-то дерзкое. Пришлось прибавить ходу. На высоких оборотах я проскочил по проходам, вывалив корма, конечно же, мимо кормушек. А когда выехал наружу, заглушил мотор, то обнаружил, что одна из дохлых коров непонятно как зацепилась за кормораздатчик и я, похоже, проволок ее по всем проходам. Но на сожаления времени не оставалось. Доярки уже сошлись. И вскоре ферма загудела утренней дойкой.

В процессе дойки труженицы молочного фронта щедро разбавляли полученный продукт водой. Зачастую, как я заметил, доярки споласкивали в молоке руки, вытирали их об халаты, и вновь хватались за соски.

Через час с дойкой всё же было покончено, скотину предстояло выгнать на пастбища, я взялся отлавливать скотников. Слава Богу, эта братия оказалась под рукой. Совершенно не стесняясь, пастухи развозили на лошадках по домам комбикорма со склада, при этом что-то деловито напевая и поправляя сбруи. Указания на то, что коров пора выгонять, расхитители откровенно игнорировали, отвечая в том духе, что мол, час-другой ничего не решит. Поголовье можно выгнать и перед обедом, и, прогнав по малому радиусу, тут же вернуть на обеденную дойку. Все равно заведующего нынче не ожидается. В знак протеста я распахнул сараи и выпустил скотину на волю. Матюхаясь, пастухи пустились вдогонку, пообещав мне устроить какую-нибудь пакость.

Едва-едва стадо скрылось за горизонтом, и я перевел дух, случилась новая напасть. К ферме подполз облупленный, как пасхальное яйцо, "Москвич" главного зоотехника, и мне пришлось укрыться в Красном уголке, дабы не попасться ему на глаза. Затаив дыхание, в краешек окна я наблюдал за действиями "главного", втайне надеясь, что вот сейчас он наведёт порядок. Зоотехник тем временем проник в загон и взялся шарить руками в кормушке. Он неуклюже стоял ко мне спиной, и в одно время мне показалось, что руки у него свело судорогой. Я уже собрался было поспешить ему на помощь, но он вдруг упал головой в кормушку, а его норковая шапка покатилась вдаль, подпрыгивая на навозных кочках, как закатное солнце.

Я подбежал к главному и по густому запаху определил, что он сильно "под градусом". Пуская пузыри, он совершенно не замечал, что пшеница набивалась ему в усы. Вынуть "главного" из кормушки, по причине его же веса, у меня не было никакой возможности. К тому же персоной он был значительной, и я не смел прикоснуться к начальству.

Внезапно на ферму прикатил и заведующий на своем лимонном "Запорожце" с карманами.

— Главный тут? — озабоченно спросил он, кидая свою шляпу на сиденье, — ох ты ж мать, его так! Давай-ка мы его вытянем, а то простудится. Так, а теперь засунем в "Москвич", и я его оттарабаню на овцеферму к Пупынину, пусть с ним што хочет, то и делает. А ты, смотри - его у нас не было.

Кое-как мы затолкали тушу зоотехника в машину. Я подал Ивану шапку.

— Ёлы-палы, она ж вся в навозе. Чёрт, как назло воду отключили. А давай-ка мы её бензинчиком прополоскаем. Ща я канистру достану.

Ополоснув шапку бензином, он нахлобучил её на голову начальнику. Следом сунул ему за пазуху бутылку самогона. Позже до нас дошли слухи о великом чуде самовозгорания человека, когда "главный" едва не взорвался в машине, когда, протрезвев в урочищах овцефермы, он решил закурить самокрутку. Во всяком случае, ни шапки, ни волос на его голове не осталось. Усы, правда, уцелели. Старые люди говорили, что такое бывает при неумеренном потреблении спиртного. Я же, следуя примеру Ивана Николаевича, помалкивал.

Часов в одиннадцать скотники предприняли отчаянную попытку загнать коров пораньше. Но лимонный "Запорожец" заведующего остудил их пыл.

Я забрался в кабинет к заведующему, вскрыв дверь гвоздем. Стал играться магнитофоном. "Всё отболит..."

И тут началось паломничество. Первым "подгрёб" выкуренный мною из трактора механизатор и, ползая за мною на коленках, стал занудно молить налить ему стопочку. "А то, ща, — говорит, — я кончусь здесь, не отходя от кассы ". Когда я ответил, что у меня ничего нет, он буквально вырвал из моих рук Иванов "Шипр" и тут же выхлестал его, тем самым немного утешился. И начал устраиваться у порога, в надежде заснуть. Пришлось выпихивать его на улицу.

Не знаю, что бы я с ними делал, но тут появилась Валюха.

— А где Иван?

— А ты что, его любишь ?

— Прыткий какой ...

Но тут ввалился Иван, не дав ей договорить. И явно навеселе.

— Представляете, нынче ночью на овчарне "звезданули" семерых баранов. Пупынин теперь в полном дерме, и у нас есть шанс выиграть социалистическое соревнование... А вы, значит, тут воркуете, с моим, значит, зоотехником!

Иван обшарил осоловелым взглядом Валькину фигуру.

— Валюш, я хочу! Ублажи! — дурашливо распялил он губы, — ну ублажи, — и стал хватать её руками.

— Да ну тебя, кабан, ты неженатый, — стала уворачиваться она вокруг стола, однако без особого энтузиазма.

— А смотри, што у меня есть! — Он крутнул в воздухе пачкой презервативов, — китайские, мятные. Давай, задерну шторку!

— А он ? — кивнула Валька в мою сторону.

— А он пусть смотрит и учится. Меня это возбуждает.

Валька похотливо улыбнулась:

— Хочешь посмотреть?

Залившись краской, я выскочил на улицу. Нет уж, эти извращения не для меня. За спиной я услышал смех и скрежет шпингалета.

У крыльца стояла маленькая старушка с поллитровой баночкой.

— Ваня тут?

— Ой, бабуль, он занят сейчас.

— Он мне молочка даёт, а ты не нальёшь?

— Налью, бабуль, налью, только пойдёмте скорее отсюда.

За фермой щёлкали кнуты, раздавался топот, свист и маты. То возвращалось стадо на обеденную дойку...